Брестский мир. 100 лет назад: как это было

Предыстория события, которое в буквальном смысле слова изменило европейскую историю и оказало значительное влияние на мировую политику, берет отсчет 20 ноября 1917 года, когда советское правительство отправило в Могилев Верховному Главнокомандующему генералу Николаю Духонину радиотелеграмму с приказом предложить германскому командованию перемирие. 

Мир Германии и Австро-Венгрии с Украиной.
На заключительном заседании в ночь с 9 на 10 февраля был подписан протокол мирного договора.

Генерал осмелился не согласиться с новым питерским руководством, за что был немедленно смещен: уже 26 ноября к германской стороне обратился новый Главнокомандующий – прапорщик Николай Крыленко. Подобный шаг не мог не удивить и не озадачить представителей кайзеровского генералитета – тем самым надо было брать на себя большую ответственность. На переговоры они согласились по единственной причине, не имеющей к наступлению долгожданного мира никакого отношения: предлагаемая вначале временная передышка позволила бы немцам и их союзникам перебросить значительные силы на Западный фронт.

Сегодня, сто лет спустя, с достаточно большой степенью уверенности можно предполагать, что, по сути, благая инициатива большевиков изначально была обречена на провал. Возможно, новая советская власть тем самым предпринимала попытку диктовать иноземным оккупантам свои условия, однако получилось с точностью до наоборот: противник и на дипломатическом фронте с самого начала заставил играть по собственным установленным правилам.

Об этом свидетельствуют сохранившиеся подробности, упоминаемые в разное время в различных исследованиях и публикациях: «22 декабря Рихард фон Кюльман (статс-секретарь иностранных дел Германской империи во время Первой мировой войны с августа 1917-го по июль 1918 года, руководитель германской делегации на мирных переговорах в Брест-Литовске. – Прим. Е.Л.) открыл переговоры трогательной речью: «Мы собрались в преддверии праздника, который на протяжении многих столетий обещал мир на земле и благоволение во человецех». Искусно созданная атмосфера предрождественской сказки «убаюкивала», казалось, что и в зале заседаний и впрямь собрались добрые друзья, которым легко обо всем договориться и подарить исстрадавшейся Европе долгожданный мир. Увы, не имея опыта в искусстве дипломатического обмана, большевики оказались лицом к лицу с противником, который хладнокровно вел их в приготовленную западню. Делегации различались даже издали: перед дипломатами германского блока лежали отпечатанные инструкции, ремарки, меморандумы, а их оппоненты имели перед глазами лишь чистые листы белой бумаги в аккуратной синей обертке, приготовленные теми же немцами».

Встреча Л.Б. Каменева на вокзале в Брест-Литовске.

Впоследствии в своих мемуарах командующий Восточным фронтом генерал Макс Гофман напишет, как он умилялся наивности большевиков, которые всерьез полагали, что армия кайзера добровольно отступит к границам 1914 года. Цель-то предполагалась совершенно противоположная: напротив, по максимуму расширить зону своего влияния на оккупированных территориях бывшей Российской империи.

Что и было озвучено не единожды. Сначала 27 декабря Германия представила свои условия мира, по которым отторгались 18 губерний, а затем 18 января уже упоминаемый выше Гофман совершил поступок, вошедший в историю как «козырный удар кулаком»: генерал расстелил перед советской делегацией карту, на которой были обозначены германские требования – территория в 150 тысяч квадратных километров. В число отторгаемых земель входили нынешние Польша, Литва, часть Беларуси и Украины, также немецкие «партнеры» желали контролировать порты Балтийского моря.

Ни убедить, ни тем более принудить в Брест-Литовске немцев к миру для большевиков не представлялось возможным не только из-за отсутствия дипломатического опыта. Советская сторона не имела какой-либо четкой программы ведения переговоров, зато пыталась активно использовать их как эффективное действенное средство пропаганды в целях ускорения мировой революции. Известно, что на первом же заседании глава первого состава советской делегации, один из руководителей октябрьского восстания в Петрограде Адольф Иоффе выступил с пылким обращением к Германии и ее союзникам с явным намерением найти поддержку у мирового сообщества, снискать его расположение и симпатии к новой власти в России.

Об этом можно судить, исходя из длинного перечня выдвинутых германскому блоку требований, имеющих явный характер декларативности: отказаться от присоединения захваченных во время войны территорий; вывести оттуда войска; восстановить самостоятельность всех народов, которые в ходе войны ее утратили; предоставить возможность национальным группам, не пользовавшимся политической самостоятельностью, до войны решить вопрос о своей государственной принадлежности путем референдума; отказаться от требования выплаты контрибуций и вернуть уже полученные; создать специальный фонд для компенсации военного ущерба частным лицам; заняться справедливым решением колониального вопроса; признать недопустимым любое давление более сильных наций в отношении более слабых…

Вершин пропагандистского мастерства на поприще переговорного процесса достиг нарком по иностранным делам молодой республики Лев Троцкий. Блестящий оратор, он превратил трибуну переговоров в орудие агитации: наладил регулярный выпуск радиообращений «всем, всем, всем», произносил речи, рассчитанные явно не на германских официальных лиц. Поскольку мир внимательно следил за брестской эпопеей, идеи революции распространялись самым быстрым и эффективным образом.

Впервые западные дипломаты почувствовали, что проигрывают сопернику в красноречии, однако тот, увы, переиграл. Когда по уже опробованному в действии на российских просторах сценарию Троцкий стал призывать немецких солдат убивать своих офицеров, если те ведут их в бой, кайзер Вильгельм в ответ в жесткой ультимативной форме потребовал быстрого подписания мира на кабальных немецких условиях.

Обратная реакция Петрограда оказалась абсолютно непредсказуемой. 10 февраля прозвучало сенсационное заявление: «Мира мы не подпишем, из состояния войны выходим, армию распускаем».

Вечером того же дня во все штабы фронтов была направлена телеграмма за подписью главкома Крыленко о прекращении военных действий и демобилизации армии. За очевидной абсурдностью подобного решения таилась выстроенная сложная умозаключительная схема: Троцкий считал, что подписание мира будет рассмотрено как соглашательство с врагом в лице германского империализма, исходя из чего предложил провести демобилизацию старой, царской, армии и приступить к формированию новой – Красной. При этом он полагал, что в сложный для всех сторон период пролетариат Германии и других европейских стран не допустит боевых действий против революционной России и возможное немецкое наступление похоронит капитализм в Европе.

Однако реалии бытия в одночасье развалили по кирпичикам воздушные замки этих предположений. Идея сплоченного международного пролетарского братства де-факто оказалась химерой. 18 февраля закончился срок перемирия, и на пустые русские окопы обрушились 53 неприятельские дивизии.

Через четыре дня немцы вошли в Минск, спустя еще пять впервые бомбили Петроград. Несмотря на то, что наступление велось второстепенными силами – наиболее боеспособные части благодаря перемирию кайзеру удалось перебросить на Западный фронт – оно развивалось вполне успешно. Генерал Гофман определял операцию, которая проводилась на Восточном фронте зимой и весной 1918 года как «самую комичную войну, в которой ему приходилось участвовать», поскольку части рейхсвера в основном вели наступление на поездах и в автомобилях.

К лету в европейской части бывшей Российской империи под немецким контролем находилась территория площадью свыше миллиона квадратных километров, где проживало более 50-ти миллионов человек, добывалось 90% каменного угля, 73% железной руды, находилось 54% предприятий и 33% железнодорожной сети страны.

Революционный идеализм Троцкого обошелся России дорогой ценой. Будучи вынужденными согласиться с впечатляющими масштабами германских амбиций и притязаний, Ленин и его соратники были абсолютно правы в том, что на тот момент не имелось реальной силы, способной противостоять оккупационному нашествию: старой армии не существовало уже, новой – еще.

25 февраля очередная советская делегация во главе с Григорием Сокольниковым выехала в Брест-Литовск, 1 марта приступила к работе, а 3 марта заявила, что не видит необходимости в продолжении обсуждении текста мирного договора, поскольку он навязан Советской России силой, выразив готовность немедленно его подписать. В 17.50 по местному времени Брест-Литовский договор, вошедший в историю как Брестский мир, был подписан всеми участниками конференции.

Заключение Брестского мира подвело последнюю черту под существованием Российской империи, в 1914 году вступившей в войну в качестве одной из ведущих мировых держав. 9 ноября 1918 года всеобщая забастовка рабочих в Германии переросла в вооруженное восстание.

В тот же день Вильгельм II подписал акт об отречении от престола, а 11-го Германия капитулировала. 13 ноября на заседании ВЦИК в московской гостинице «Метрополь» Яков Свердлов зачитал постановление об аннулировании Брест-Литовского договора в целом и во всех пунктах: Красная Армия получила приказ о переходе демаркационных линий…

Автор
Евгений ЛИТВИНОВИЧ
Заря – Информационный портал